解放军文职招聘考试Когда ушла

 Когда ушла монахиня, мать исполнила то, что она сказала, купила и стала ждать. Через три дня монахиня и в самом деле явилась.

–      С этим, – сказала она тоном наставления, – надо быть осторожным и держать в секрете, отнюдь не допуская, чтобы муж и жена это прознали!

И вот она взяла ножницы и вырезала из картины фигуры людей. Затем достала три иголки, пучок дикой астры и все это крепко-накрепко завернула в белую бумагу, на которой начертила несколько линий, напоминающих червяков. Затем она велела обманным путем вызвать куда-нибудь жену и незаметно для нее взять ее подушку. В подушке она распорола шов и вложила туда, что сделала, – вложив же, снова зашила и положила подушку на прежнее место. Затем монашка ушла.

Когда наступил вечер, мать принудила сына прийти спать домой. Работница в доме, зная про эти дела, пошла украдкой к спальне, приникла и стала слушать.

К концу второй стражи^[1] она слышит, как жена окликнула Суня по его детскому имени^[2]. Сунь не отвечал. Через небольшой промежуток жена снова заговорила. Сунь в отвращении произвел звук тошноты.

На рассвете мать вошла к ним в спальню. Видит – муж и жена лежат, повернувшись друг к другу спиной и отворотив лица. Поняла, что средство монахини – чепуха, вызвала сына в угол, где никого не было, и стала ласково его убеждать. Сунь, услыхав имя жены, сейчас же рассердился и заскрежетал зубами. Мать, тоже в сердцах, принялась его бранить. Сунь, даже не глядя на нее, ушел.

Через несколько дней пришла монахиня. Мать рассказала ей о том, как из этого ничего не вышло. Монахиня выразила свое крайнее в этом сомнение. Тогда служанка-работница сообщила ей то, что сама слышала. Монахиня засмеялась.

– Видите ли, – сказала она, – прошлый раз вы мне говорили, не правда ли, о том, что жена не терпит мужа. Я и устроила вам частичный завал. Теперь, как сами видите, расположение жены уже перевернулось в обратную сторону, так что тот, у кого оно еще не обернулось, это – мужчина! Пожалуйста, в таком случае, будьте добры, дайте проделать способ двойного действия. Поможет непременно!

Мать сделала, как было сказано. По-прежнему монахиня потребовала, чтобы ей дали подушку сына, вшила туда талисман, закрыла, зашила… Мать снова приказала сыну, чтоб шел домой ночевать.

Прошло так около стражи с тех пор, как они легли, а на кроватях все еще слышен был

шум ворочающихся с боку на бок тел и по временам покашливаний. По-видимому, оба не могли уснуть. Через некоторое время слышно стало, что оба очутились на одной кровати и ворковали что-то, впрочем неразборчивое, ибо голоса были тихие, придушенные. Стало уже светать, а все еще доносился смех, слышались шутки… «Ха-ха-ха!» раздавалось беспрерывно.

Работница сообщила это матери. Та, воспылав симпатией к монахине, щедро ее одарила.

С этого дня Суни, муж и жена, стали жить в любовном ладу, словно цитра цинь с лютней сэ.

Теперь им каждому уже за тридцать. У них родились один мальчик и две девочки. Вот уже в течение десяти, а то и больше лет, как меж ними никогда не происходило никаких перебранок.

Приятели интересовались втихомолку, как это так вышло. Сунь усмехался и говорил:

– До этого самого – взгляну, бывало, на ее силуэт – и начинаю кипеть гневом. После ж этого – слышу ее голос – и уже рад… Сам, знаете, не пойму, что за настроение!